Текст статьи Т. Лихановой «Знамя Мира»* впервые был опубликован в газете «Смена» (№ 87-88. 10 апреля 1993. С.1, 3).
Новая публикация статьи сопровождается материалами из архива Интерьерного театра и личного архива Александра Баландина.
*Знамя Мира – символ Пакта Рериха – первого в истории международного договора о защите культурного наследия, устанавливающий преимущество защиты культурных ценностей перед военной необходимостью. Договор был подписан в Вашингтоне представителями двадцати одной страны Северной и Южной Америки 15 апреля 1935 года.
ЗНАМЯ Мира
БЫЛО ПОДНЯТО НАД ПЛАНЕТОЙ КОСМОНАВТАМИ АЛЕКСАНДРОМ БАЛАНДИНЫМ И АНАТОЛИЕМ СОЛОВЬЁВЫМ
Знамя находилось на борту орбитальной станции «Мир» с февраля по август 1990 года и было вынесено в открытый Космос, где совершило 144 витка вокруг Земли.
По возвращении на Землю Александр Баландин приехал в Ленинград для встречи с коллективом Интерьерного театра, инициировавшего и подготовившего для него программу «Космос – Человек – Культура». Было организовано водное путешествие по Неве. На флагштоке над катером развевалось Знамя Мира, побывавшее в Космосе. Делегация, сопровождавшая космонавта, поднялась на крейсер «Аврора» – и Знамя Мира «закрестило» пушку, давшую залп 25 октября 1917 года.
Вернувшееся из Космоса Знамя Мира с автографами космонавтов и штемпелем орбитальной станции «МИР» Александр Баландин вручил Интерьерному театру. На пресс-конференции, посвященной итогам театрально-орбитального эксперимента, Николай Беляк передал Знамя Мира председателю комиссии по культуре Ленсовета Глебу Лебедеву, который несколько дней спустя при открытии сессии Ленсовета официально вручил его тогдашнему председателю городского Совета Анатолию Собчаку со словами: «Да будет мир!». Знамя Мира было укреплено на трибуне зала заседаний Ленсовета [Сейчас упомянутый вымпел «Знамя Мира» находится в архиве Санкт-Петербургского Интерьерного театра. — прим. ред].
У этого события есть и своя предыстория.
19 марта 1988 года в Ленинграде, на Владимирской площади, Интерьерный театр совместно с группой Спасения инициировал и осуществил с помощью театральных средств форум по культуре, получивший название «День горожанина». Форум на площади был задуман как альтернатива проходившей в тот же день сессии «старого» [коммунистического. — прим. ред.] Ленсовета – сессии, на которой органы власти принимали свои решения по вопросам культуры. А на Владимирской площади в это же самое время, впервые объединившись друг с другом, выступали самые разные неформальные организации, выдвигавшие свои программы сохранения и культурного преобразования города. На охраняемом группой Спасения доме №19 было вывешено огромное полотнище с изображением на фоне карты города Знамени Мира. Оно осеняло площадь и служило символом, под которым горожане собрались для решения будущего своей культуры. Это было первое крупное событие в Ленинграде, прошедшее под знаком Знамени Мира.
В октябре 1989 года стяг с Владимирской площади появляется в усадьбе Н. К. Рериха в Изваре – на театрализованном празднике, посвященном Международной Рериховской конференции «Мир через культуру».
Итак, с Владимирской площади – в Извару, из Извары – в Космос, из Космоса – в Ленсовет; от конфронтации власти и живых культурных сил города, собравшихся под Знаменем Мира в 88-м, – до возможности в 90-м вверить городскому Совету символ культуры, прошедший через реальное космическое измерение. С надеждой, что этот путь Знамени Мира послужит залогом столь необходимого для всех единения культуры и власти.
На вопрос – оправдалась ли они, те надежды? – участники того события, наверное, лишь с грустью промолчат. Но что бы там ни было – подвиг, совершенный Человеком в Космосе Культуры, не подвластен ни Времени, ни стихиям междоусобиц.
Сегодня, в канун Дня космонавтики, гость «Смены» – летчик-космонавт, Герой Советского Союза, первый Кавалер Ордена Золотого Стрельца [Орден был учрежден Санкт-Петербургским Интерьерным театром. — прим. ред.] Александр Баландин.
Государство наградило его Звездой Героя – за многотрудную космическую вахту, за отлично выполненное ответственное задание Родины.
А пятерка друзей и единомышленников здесь, в Питере, собрав – кто оставленные в наследство мамины золотые часы, кто – свое обручальное кольцо, – сплавили их воедино, чтобы из этого маленького слитка ювелир сотворил небывалый орден.
Орден Золотого Стрельца не является правительственной наградой. Как у подвига, совершенного этим человеком, не могло быть тогда «официального» названия, так не было до тех пор места культуре в разрабатываемых для космонавтов программах. Слишком глубоким оказался разрыв между философско-художественным сознанием мыслителей-космистов – Ломоносова, Вернадского, Циолковского, Рериха… – и обыденным сознанием современного человека. И, если для творческой мысли таких ученых-космистов, как Циолковский, прогресс космической техники был неотделим от судьбы общекультурных гуманистических ценностей, то к концу XX столетия эти реальности разошлись. Полет Александра Баландина явился шагом к их воссоединению. И не случайно вышел он в открытый космос со Знаменем Мира –символом единства культуры.
Орден Золотого Стрельца, увенчанный добытым из Кольской скважины аметистом трехмиллионного возраста, имеет по краю надпись: «За подвиг в Космосе Культуры».
Имя Юрия Гагарина – первого землянина, полетевшего в космос, – стало символом уходящей ныне эпохи. Имя Александра Баландина, первым побывавшим в космосе с миссией Культуры, открывает другую эпоху. Эпоху нового, общепланетарного сознания, эпоху духовной и культурной интеграции человечества.
Набор вопросов, задаваемых космонавту во время встреч в той или иной аудитории, традиционен – как живется в невесомости, вкусная ли еда из тюбиков да пакетиков, в каком положении вы там спите?
Практикуемая система подготовки космонавтов ориентировалась всегда на подготовку физическую и, разумеется, на овладение целым набором разных специальностей и навыков, которые необходимы для выполнения поставленных задач. Психологическая подготовка сводилась к тренингу, позволяющему снимать напряжение и повышать работоспособность.
Уже будучи в отряде космонавтов, Александр Баландин приехал в Ленинград – самый любимый свой город, всегда притягивавший его свободой, красотой и людской теплотой, город, дающий ему духовные силы. Здесь, в лектории Эрмитажа, попал на вечер Николая Беляка, выступавшего с литературно-музыкальной программой: стихи Гессе, Рильке, Мандельштама, Тютчева, Аполлинера, переплетенные с музыкой Малера в композиции «Вечер – Ночь – Утро», воссоздавали ту гамму чувств, что испытывает Художник, переживая неповторимый закат или восход – от угасания и погружения в покой до полного ощущения жизни, живительной и всеутверждающей энергии неизбежно наступающего рассвета… То состояние, что возникало при погружении в этот океан, по-научному можно назвать релаксацией, переходящей через возбуждение эстетической рефлексии в мощную эмоциональную и интеллектуальную активность. А можно назвать одним простым словом – чудо.
… Когда стих последний звук, глаза этого сильного человека, мужчины, готового к покорению Вселенной, были влажны.
Они познакомились, и Александр обратился к Николаю с просьбой: если состоится мой полет, так хотелось бы взять с собой в космос кассету, на которой было бы записано нечто подобное.
Несколько лет спустя кассета эта отправится в путешествие вместе с Александром Баландиным – бортинженером космического корабля, сотрудником Ленинградского Интерьерного театра, выполняющим – помимо программы государственного значения –программу значения общепланетарного, специально подготовленную для него в Доме Державина на Фонтанке [В то время там находился Санкт-Петербургский Интерьерный театр. — прим. ред].
НЕДЕЛЯ О БЛУДНОМ СЫНЕ ДЛИНОЮ В ПОЛГОДА
Кроме памятной той кассеты в космической командировке сопровождали его и другие – с музыкой Баха, которую в день рождения композитора предполагалось слушать на протяжении всего витка вокруг Земли; еще одна, собравшая религиозную, этнографическую и светскую музыку тех стран, над которыми пролетал его корабль: Скрябин и Вагнер, древнеегипетские гимны и григорианский хорал, колокола Тибета и нганасанские наигрыши на погремушках…
Еще в «личном грузе» космонавта, рассчитываемом до грамма, будут книги – Пушкин, Ахматова, Андерсен. Будут портреты Александра Сергеевича и Натали, подлинная рукопись Ольги Берггольц и детские рисунки, предназначенные для устройства на борту выставки в международный день защиты детей, когда – как задумывалось – во время сеанса телевизионной связи он прочтет из космоса детям всей Земли сказку Андерсена.
Все эти естественные спутники должны были сопровождать и подкреплять даты культурно-исторического календаря, ставшего основой подготовленной для космонавта программы.
Исходная идея была такая: каждый день пребывания на орбите посвящался одному или нескольким событиям, значимым для человечества и, возможно, отмечаемым в той точке Земли, над которой в это время проходил космический корабль. При воплощении замысла пространство и время переставали быть количественными величинами – они получали смысловое содержание, а вновь и вновь воспроизводящиеся витки вокруг Земли становились движением, ткущим культурную ткань в сознании и непосредственном переживании человека, созерцающего планету из космоса.
При этом особенно важным было встречное духовное движение с Земли, где отмечались те же события. Но если там, внизу, они праздновались, скажем, носителями той или иной национальной культуры, то здесь, наверху, их отмечал тот, кто во время полета выступал как представитель всего человечества. Между Землей и Космосом устанавливалась связь – причем не только с помощью технических средств, но главное – через осознание единства переживаемого.
В то же время календарь служил дневником, предназначенным для записи личных, интимных мыслей и переживаний космонавта.
Дневниковые записи Александра Баландина – от первых, робких и кратких предложений, до стихов и рисунков, сотворенных им впервые в жизни, – создают и портрет его самого: человека, у которого хватило мужества, воли и сил, чтобы впервые в истории космонавтики соединить ежедневную многотрудную вахту, требующую высочайшей технической квалификации, с выполнением (в отводимые для отдыха и сна часами) специальной культурной миссии, осуществление которой было бы невозможно без его сердечного участия, сопереживания и духовного горения.
Начало полета Александра Баландина совпало с неделей православного календаря о блудном сыне. В церковной традиции притча эта воспринимается как история отпадения от Отца Небесного и возвращения в лоно Его через покаяние и прощение.
Сюжет притчи является одним из центральных в европейской культуре. Здесь и шедевр Рембрандта, и лубочные картинки, и «Станционный смотритель» Пушкина, и «Солярис» Тарковского – фильм, в котором евангельская эта история становится символом расставания с родительским лоном Земли и возвращения к ней.
И так же «случайно» в раскрытом наугад томике Пушкина, в годовщину поэта, выбор падет на «Станционного смотрителя» – и первая русская повесть о «маленьком человеке» прозвучит на космическом корабле, движущемся вокруг планеты.
А в день основания Петербурга, когда Александр вновь обратится к Пушкину, выбор остановится на этих строках:
Красуйся, град Петров, и стой
Неколебимо, как Россия,
Да умирится же с тобой
И побежденная стихия;
Вражду и плен старинный свой
Пусть волны финские забудут
И тщетной злобою не будут
Тревожить вечный сон Петра!
Он пошлет городу это магическое пушкинское заклятие во время телемоста «Ленсовет – Космос». И достойным откликом с Земли станет открытое богослужение «о богохранимом граде нашем», проведенное 27 мая 1990 года религиозными общинами всех конфессий под открытым небом, перед действующими и закрытыми храмами Ленинграда.
«…Их дневник-календарь – пусть несовершенный, сделанный наспех, где-то не под меня лично, но тем не менее, с теплотой – этот отдушина, вдох чистого воздуха. Конечно, здесь есть книги, и я их читал, но дневник «играл» на меня по-другому. Я его воспринимал как живого, как собеседника. Ведь на 90 процентов он мне дал новые, новые подробности, впечатления. Да, я мало еще читал, знаю мало – а что от технаря – гаечного ключа рождения 50-х сейчас можно взять. Но я приобщился хоть краем к тому Большому и Великому, особенно для нас многих, Делу – это же сложно – найти контакт добра, воспитания человека, возрождения нравственных начал, принципов. Ведь с врагом и сделать его просто для начала – человеком для себя.
Спасибо им всем и тому, кто объединил и собрал их всех вместе – Ленинграду. И я верю: у нас всех будут звезды, которые умеют смеяться». (27.05.1990).
Кому-то стихи и записи Александра Баландина могут показаться наивными и несовершенными. Пусть так. Но, как и у ребенка, наивность эта – от чистоты, открытости перед людьми и доверия.
«21 мая 1855 года в городе Сент-Амане родился бельгийский поэт, драматург и критик Эмиль Верхари. Красиво это все, но и знакомо чем-то. А, да! Все просто: слишком и наивно (как у меня). Но, как ни странно – все это хорошо и дивно; но жаль, что то, что просто – то доступно, всем и без труда взять можно…»
«11 июня 1776 года в Ист-Бергхолте, в семье деревенского мельника родился английский живописец Джон Констебль, мастер пейзажа. Облака! Джона К. бы сюда, чтобы он посмотрел на игру, краски, причуды облаков. Это прекрасная фантазия, созданная природой, подчиненной законам Земли, с некоторым своим характером и баловством».
«15 мая – православный праздник, посвященный святым Борису и Глебу. Очень люблю историю Древней Руси. Зачитываюсь, что называется, взапой (там, на Земле). Сейчас вспомнил, как Дмитрию Донскому и его воеводе (кажется, Воланцу) перед Мамаевым побоищем привиделась картина: на небесах появились Борис и Глеб и освятили их. Это уже было для Дмитрия и его соратников предвестием победы.
Так пусть же нам в деяньях наших –
Как Дмитрию – на поле бранном –
Сопутствует Удача
В труднейшем из трудных дел:
Созданья нового на старом и
Возрожденье ценностей былых,
Причем
Без ломки здания
И порчи тел».
«7 мая 1833 года в Гамбурге родился немецкий композитор, пианист и дирижер Иоганнес Брамс.
И в бездне бесконечной черноты
В созвездии светил больших и малых,
И в звонких струнах Млечного пути,
В заходах Солнца и его восходах алых
Ты только пожелай, оставив
предрассудки в стороне. –
Сольешься Духом и растворишься
В живом, играющем Пространстве
И искупаешься ты в музыке его.
Как в ласковой морской волне,
И, приоткрыв вдруг Вечности завесу,
Увидишь ты поэму. Творенье. Чудо.
Как буквам жизнь дает поэт,
Так и тебе оно глаза откроет
На формы, и движенья, и веселье их.
Где нежный вальс, старинную мазурку
Сменяет строгий менуэт
И молний блеск ночной –
Сверкание в слезинке стали.
И в завершенье бала
Возьмет тебя из Мира одного
В другой.
Где, может быть, увидишь ты того,
Кто наконец тебе откроет Правду Бытия.
Откроет жизни суть.
Необходимость
Человеческого созданья».
«31 мая 1819 года в штате Нью-Йорк родился американский поэт Валтер Уитмен. Красиво, впечатляет, но очень грустно… Прочитал еше раз – еше красивее. Но – еше грустнее. Такого прислали!»
«18 мая. Международный день музеев. Передал в ЦУП приветствие в Ленинград… Взял дневник, полистал его – как в историю сходил, в прошлое. А много ли надо человеку – фантазия плюс тема – и он уже не в настоящем. Какой-то внутренний отдых от железа и замкнутого пространства. А если еще в это время смотришь на звезды…».
«Вообще календарь делает меня более живым намного интереснее стали события на Земле — и всё больше думается о семье”.
И последняя запись:
«Низкий поклон тебе, Дневник! Спасибо».
ВОЗВРАЩЕНИЕ С НЕБЕС НА ЗЕМЛЮ
– Я совсем не похож на космонавта, – услышу тихий голос в трубке, когда будем договариваться, как узнаем друг друга на вокзале в Москве.
Он и оказался таким – вовсе не похожим на тех солидных, осознающих собственную значимость космонавтов, которые вспоминаются сразу как традиционные почетные гости «Голубых огоньков».
Впрочем, за прошедшие годы изменилось все вокруг, и мы сами, и отношение к покорителям космоса – кто из нас знает сегодня, есть ли сейчас на орбите наши земляки или нет? Пафос первых полетов рассеялся как дым. Скепсис переоценки истории и творивших ее героев коснулся и космонавтов,
– Я вернулся в другую страну, – скажет Александр позднее. – За те полгода, что мы пробыли в космосе, все здесь стало другим, а самое грустное – люди. Даже Питер, любимый мой, самый нежный город – уже не тот. А по-московски шебутной, суетливый, грязный, озлобленный… Уже когда мы готовились к полету, стали усиливаться – извините, во многом благодаря и вам, журналистам – такие настроения, что, мол, космические программы – пустая трата денег, чуть ли не дармоедство. Под лозунгом «демилитаризации» начали и нам урезать финансирование, хотя «на войну» пилотируемый космос никогда и не работал (спутники – другое дело). А вы сопоставьте ухнутые в никуда миллиарды «незавершенок» и ценность тех уникальных заданий, которые выполнялись и выполняются на орбите…
…Так не хотелось прерывать нашу беседу – только-только вроде растаяла та стена, за которой показались самые сокровенные, недоступные непосвященному чувства и мысли о Космосе – батюшки, до поезда-то двадцать минут!
Рванули на вокзал. Как на грех – гаишники. Превышение скорости. Баландин вышел, прихватив удостоверение. Вернулся быстро: – Хоть эти еще уважают!
А когда подрулили к «спецстоянке» у Ленинградского, «мальчик на шлагбауме», глянув на документ Героя Советского Союза, ерничая, вытянулся по стойке смирно и отдал честь.
– Саша, а Космос – добрый?
– Добрый. Я это точно знаю.
Татьяна Лиханова
Москва – Санкт-Петербург, 1993 год